Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

— Доброе утро, Игорь Борисович. Вызывали?

Молодой для своей должности, высокий, хорошо сложённый, лысоватый человек поправляет золотистые очки и, оторвавшись от папки с документами, подводит подчинённую к столу. Всем видом Тараканин выражает благодушие и расположение к дочери великого профессора.

— Здравствуйте, здравствуйте, Валерия Николаевна. Присаживайтесь, я поухаживаю, с удовольствием. Мне редко приходится бывать в обществе прекрасных молодых… Как чувствует себя Николай Николаевич? — Директор улыбается, снимает очки и обращает внимательный взгляд на хорошенькое личико молодого специалиста.

Лера улавливает интерес к себе и вступает в игру. Её ведёт инстинкт, активированный Яновичем.

— Спасибо, Игорь Борисович. Я рада, что вы помните об отце, — отвечает она чувственным голосом, а глаза её начинают блестеть. — Папа — как всегда. Чувствует себя хорошо, но здоровье слабое. И мама оберегает его, как святыню. Выходные я провожу за городом, с ними. Папа всякий раз справляется о вас, о ваших успехах и… передаёт вам пожелания самые тёплые…

Тараканин напрягает мускулы на спине, на шее и, поправляя галстук, ослабляет ворот белой, как искрящийся снег, рубашки.

— Должен сказать, польщён вашими словами. Взаимно передаю привет профессору и пожелания здоровья, и… его супруге, тоже взаимно. — Пыл директора разгорается. — Сейчас поговорим о вас, Валерия Николаевна. Я очень доволен вашей работой… Очень. Так занят, что до сих пор лично не мог засвидетельствовать. Но вы, вероятно, сами почувствовали моё расположение. Надбавка, премии и… — Рука Тараканина потянулась к ладони молоденькой научной сотрудницы и обхватила её, как будто рептилия проглотила добычу. — Словом, я считаю вас членом своей команды. Это очень почётно.

Сорокалетний самец, открывший в себе зов дикой природы, опираясь на должность, поцеловал Лерину ладонь, вернее, впился в неё. Дочь Дятловского была так хороша, мила, доступна, что закружилась его лысеющая голова и затрепетало сердце. Но вот замелькал зелёный фонарик на планшете директорского стола, и задорный огонёк развеял смелые мечты Тараканина и вернул его в семью. Это старая секретарша, которую раскопал его тесть на пенсионной свалке госслужащих, просила разрешения войти и настучать на Леру.

От преданности боссу секретаршу распирало так, что напряжение бегало даже по собранным в гульку волосам. Отставив плотный зад, она тенью заплыла в кабинет директора. Сам директор покашливал и хмурил брови. За столиком, придвинутым к директорскому, сидела молодая выскочка и улыбалась. Хотя нет, не улыбалась — надсмехалась над ней, Софьей Андреевной, которая двадцать лет проработала в Конституционном суде и сейчас, войдя в почтенный возраст, дарила свои опыт, талант и умения новому директору незатейливого академического института. Её губы, накрашенные блестящей помадой, скривились от неприязни к дочери бывшего местного светила. Но под тяжестью взгляда начальника спина Софьи Андреевны согнулась, как медная спица, а губы слиплись намертво. Теперь не прорваться и слову из её речи о нерадивой м.н.с., которая опаздывает на работу и ведёт себя глупо и которая сама глупая и ничтожная.

Неприязненную паузу нарушил голос власти:

— Софья Андреевна, мне на стол… срочно… приказ о назначении Дятловской В.Н. руководителем математической группы обработки информации, с окладом согласно штатному расписанию. Поднимите приказ о формировании этого подразделения и на его основе… Поторопитесь…

Тараканин нетерпеливо дёрнул рукой, как будто стряхнул досаду, а сгорбленная тень его секретарши растворилась в дверях. Лера закусила свою хорошенькую детскую губку и замерла на бархатном стуле советского дизайна.

Директор надел очки и принялся строчить что-то на бумаге. Лера почувствовала, что как будто проваливается в трясину бархата. Ей показалось, что Игорь Борисович обиделся. Конечно, обиделся. Вот мама нашла бы нужные слова, и тон подобрала бы, и голос. А Лера только хлопает пушистыми ресницами и еле дышит. У таких именитых родителей дочь получилась недовоспитанная.

Тараканин остановился и опустил глаза ещё ниже. Тогда новоиспечённая руководительница, набрав воздуху, прошептала:

— Игорь Борисович, спасибо. — Оказалось, что быть милой не так страшно. Лера усилила голос: — Я рада очень… И папа счастлив будет… Что теперь прикажете?

Игорь Борисович закрыл лицо руками, шея его покраснела, а кадык задрожал над белоснежным воротом.

— Игорь Борисович, милый… — забеспокоилась Лера. — Вам плохо? Дать валидола? Воды?.. Скажите же что?

Директор, не отрывая ладоней от лица, произнёс:

— Не пугайтесь, Лерочка. Ничего не надо… Просто… дико устал, дико…

Он поднялся с кресла и подошёл к окну. В институтском дворике цвели каштаны и рассыпали лепестки по сухому дну не действующего с первых дней перестройки фонтана. Вид из окна директору был ненавистен. Казалось, что праздничные свечи на старых деревьях дразнят его своей простой пошлой красотой. Но как бы ни упивались они свободой и наслаждениями, лепестки их бесстыдных цветов падают на цементное растрескавшееся дно, теряясь в окурках, фантиках и мишуре, оставшейся ещё аж с Нового года.

До второго пришествия секретарши Игорь Борисович так и простоял у окна.

— Плохо работаете, Софья Андреевна, — сказал директор. — Как выполняется моё распоряжение от двадцатого апреля о наведении порядка во дворе института? В окно смотреть просто невозможно… невыносимо.

Сквозь пудру на круглых щеках секретарши проступили красные пятна. Лере стало жаль готовую разрыдаться Софью Андреевну, но директор вошёл во вкус:

— Мне рекомендовали вас как исполнительного и ответственного работника. Пока не вижу этому подтверждения. Сколько лет вы на пенсии? Впрочем, сейчас это неважно. Сначала подайте документ на подпись нашему руководителю матгруппы. — Директор вытянул подбородок в сторону дочери Дятловского. — Надеюсь, вы не допустили ошибок.

Пока директор читал и подписывал приказ, его секретарша прятала своё лицо в носовом платке, чтобы не встретиться взглядом с молодой выскочкой, которую она ох как бы осадила, будь они в Конституционном суде.

— Софья Андреевна, дайте ход приказу, срочно. Новому руководителю выдать новую персоналку и ключи от триста пятой, пусть устраивается. И — вы свободны.

Секретарша умчалась, продавливая паркет короткими каблуками на коротких ногах. А Лера сияла, позабыв о трудной судьбе невежливой секретарши. Ей, дочери известного профессора, выдают персоналку. Новую. Дисплей цветной. Клавиатура. Мышка. У Леры сбилось дыхание — она переезжает с любимой персоналкой в отдельный кабинет, на престижный директорский этаж. Папа! Она опять увидит любимую улыбку отца, широкую улыбку счастья. Он так ни разу не улыбнулся с тех пор, как ушёл в отставку. Он так всегда улыбался, когда Лера занимала первые места на школьных олимпиадах, когда она принесла домой единственный на потоке красный диплом, когда увидел впервые Альку.

А Игорь Борисович, сидя за директорским столом, не снимая очков, любовался необъяснимым явлением природы — женской красотой. Он хмурил лоб и покашливал, заставляя себя сосредоточиться.